Поиск

Обещанное.Армейское. 18+ О "косяпорах".

Располага у комендачей, связи и разведки была общей. Разграничение было весьма условным, но как-то уживались. У меня от этой уживчивости шрам на губе навечно, но история не об этом. Ту историю расскажу как-нибудь в другой приступ армейской ностальгии. А сейчас - другой эпизод, и шрам в нем тоже присутствует.
Обещанное.Армейское. 18+ О "косяпорах".*
не наше
Профессиональный залетчик есть в каждом воинском подразделении, за исключением кадрированных или мифологических. В упомянутой располаге он тоже был. Из памяти ФИО косяпора выветрилось начисто, да и ни к чему вспоминать. Пусть будет Васей...

Так вот. Вася не только регулярно косячил, он обладал удивительной способностью оказываться там, где случалось то или иное локальное ЧП, виновником которого в 99% из ста назначался в конечном итоге... Вася, хотя имел он отношение к той ситуации ровно такое же, как Николай Валуев к фигурному катанию. Один неизрасходованный процент оставим на васино отсутствие по причине отпуска, увольнения и наряда вне располаги, хотя и вне казармы он косячил ритмично и циклично. И попадался.

Васе постоянно влетало. От офицерского состава с расшатанной первой чеченской кампанией нервной системой. От старослужащих. Позднее - от своего призыва. Еще позднее - уже и от младших, припухших и оборзевших. Да и не делал Вася попыток избавиться от статуса неудачника. Косячил и косячил. Залетал и залетал.
В тот воскресный вечер, обещавший быть исключительно томным, я вернулся с "самохода". Лежал на кровати в десятом часу, как нагулявшийся майский кот, лыбился хмельной улыбкой, смакуя в памяти яркие моменты самовольного глотка гражданки. Но истошный вопль дневального заставил пульсировать виски: "Семечкин, срочно в штаб! Караульный застрелился"...

Заступавшему в караул Васе, вопреки действовавшему регламенту, передали свежий почтовый конверт. Письмо было от васиной девушки. Содержание вполне предсказуемое, стандартное, банальное: прости, больше не жду, прощай бла-бла-бла и прочие сопли-слюни. Ну а что еще могла написать девушка неудачника, какие у вас есть варианты, гипотезы? Девушку тоже в конце концов понять можно: сейчас года не ждут, а уж целых два, как тогда - и в помине...

Вася с горем не справился. В том, что он уселся на денежный сейф, вместо того, чтобы два часа стоять вытянутой гитарной струной возле знамени полка, не было ничего прям такого ужасного, из рук вон выходящего - в вечернее и ночное время, а также пока не видит оперативный дежурный, это было обыденным явлением. Отличие же васиной ситуации заключалось в том, что перед тем, как усесться на сейф, он снял сапог, упер автомат дулом в живот и пальцем ноги спустил курок...
Вытрите слезу, выжмите платок. Вася выжил. Более того: пуля, прошедшая навылет, каким-то чудесным способом не задела ни одного жизненно важного органа. Вася был до такой степени неудачником, что даже не смог застрелиться как следует.

В медсанбате его заштопали и скоропостижно, от греха подальше, комиссовали. В располаге перед отъездом он не появился, ни с кем из сослуживцев не попрощался, никто больше в глаза Васю не видел. Никто не знает, как он добрался на поезде до дома, не накосячил ли чего, облокотившись, например, на стоп-кран или оказавшись наглухо запертым в вагонном туалете из-за того, что щеколду заело. С него станется...

Я не знаю, ноет ли в плохую погоду васин шрам от пули. Не знаю, икает ли он сейчас, когда я вспоминаю его, дописывая эти строки. Но с тех пор, видя в обыденной жизни людей с васиными способностями, я абсолютно уверен, что сколько бы они ни косячили - рано или поздно им повезет по-крупному и в самый нужный для них момент. И их воля, желания и намерения не будут иметь для этого ровным счетом никакого значения. Господь за Вась давно уже все порешал...

***

О пользе бега

Если что и пугало меня, когда я пошел в армию, так это явно не бег. Носился я очень прилично. В роте был легкоатлет, так вот, пару раз его делал на километре, хотя в большем количестве случаев выигрывал тот, кто и должен был выигрывать. Легкоатлет то бишь.

Но увлекало меня вовсе не это соревнование... Гонял нас на зарядке старослужащий - сержант Долин. Гонял жестко. После пятикилометровой ежедневной пробежки - ползание гуськом, джамбы, ускорение до батальона - все такое. Кто служил, тот поймет без переводчиков. Гонял, но и бегал сам. И меня на протяжении нескольких месяцев долбила идея - обогнать его. Демонстративно. Никто не решался обгонять старослужащего, а мне прям невтерпеж было. Может быть потому, что я был в роте старше всех старослужащих. Знал, что схлопочу потом по полной, перелечу от долинского удара через две койки. Но охота было, пуще неволи.

Возможность представилась. В марте, когда под Кеннигсбергом была уже полная весна, пошла наша рота бежать километр. На время. Ну, короче рванула рота, очень быстро от общей группы оторвались трое: Долин, наш легкоатлет и я. Долин ведет, мы за ним. Смотрю на легкоатлета, он на меня. В глазах его читаю: "Не, обгонять не буду". Ну и хрен с тобой, думаю. Сейчас или никогда. Остается до финиша метров 150. Мозг отключил, рожу залопатил и как рвану, что есть мочи - но по большей части - что есть дури. Обгоняю Долина, а сам на него не смотрю даже. Умчался - как говорят - как паровоз мимо нищего. "Привез" им прилично. За ленточкой встал, смотрю, как финишируют. Долин - злющий и красный как рак. Прибежал, встал, отмалчивается. Ей Богу, лучше б сразу музыкального "лося" зарядил... А он постоял, отдышался и говорит почти по-дружески: "Дебил #ля! Время роты засекается ПО ПОСЛЕДНЕМУ".

С тех пор у меня появилась новая обязанность: при многокилометровом кроссе по полной выкладке (в ОЗК, противогазе и с АК) возвращаться назад и тянуть на себе отстающих. Некоторые из них вообще почти мертвые были. Однажды, вернувшись так за несколькими товарищами, я рухнул за финишем и чуть сознание не потерял. До сих пор эти белые круги перед глазами помню. И как руки онемели, и как противогаз товарищи снимали. И как с воспалением легких слег в госпиталь через сутки. И как три дня диагностировать его у меня не могли, потому что температура у меня не поднималась, а хрипы в легких врач "не расслышал". А вот это - уже действительно страшно. А бег... Что бег... Хочешь - беги. Не хочешь - плыви :) Главное - двигайтесь :))))

* **
Разбитый писсуар

После команды «Отбой!» прошло минут десять, а в казарме уже повисла гнетущая тишина, обильно сдобренная сыростью, ароматом портянок, человеческих газов и мази Вишневского. Сослуживец по несчастью, «запах» Саня, в нарушение воинского Устава, слез с тумбочки дневального и занял место на «фишке» - возле окна между вторым и третьим этажом, где было чрезвычайно удобно «пасти» дежурного по части, если он вдруг вознамериться совершить обход. Маломальские работы по приведению расположения в удобоваримый для глаз сержантского состава вид были проведены еще до отбоя, но торопиться с рапортом об их окончании я не спешил. Чем позднее доложишь, тем меньше придется домывать и перемывать. Неполных полутора месяцев срочной службы хватило, чтобы постигнуть эту незатейливую армейскую истину.

Я начал обдумывать, куда бы «зашкериться», дабы не попадать на глаза дежурному по роте, усатому и бравому сержанту-«черпаку» Леше Долину, если он решит, а он точно решит, выглянуть из каптерки на «взлетку». Сушилка отпадала по определению. До нее Долин мог добраться настолько бесшумно, что этот способ могли смело применять в своем арсенале японские ниндзя. Ленинская комната и ряд других открытых и закрытых помещений также не рассматривались. После не самого глубокого и затратного по времени анализа я не нашел более лучшего места, нежели… туалет.

Туалет, удаленном от каптерки сержанта Долина конце расположения, являлся чем-то запретным и оттого бесконечно манящим. Попасть туда любому из «запахов» с целью справить нужду было пределом несбыточных мечтаний. Дело в том, что туалет в этом здании, отвоеванном в Великую Отечественную у немцев вместе с другой калининградской территорией, давно уже пришел в состояние, при котором он физически не мог справиться с потоком моче- и калоиспускания доброй сотни солдат на каждом из этажей. Поэтому, по негласным, но сурово действующим правилам, сходить в туалет в самой учебной роте могли лишь военнослужащие, отслужившие более полугода. Остальные избавлялись от угнетавших организмы остатков жидкости и пищи исключительно в уличном туалете, во временном отрезке между подъемом и отбоем.

Для маскировки я захватил с собой ведро и швабру с дурно пахнущей половой тряпкой. Но преследовал я совершенно иную, нежели уборка, цель. В туалете располагалась специальная тумба для чистки обуви, где имелись и солидные щетки, и настоящий, черный, сапожный крем. «Напидорить» с их помощью мои уставшие от ваксы сапоги до блеска кошачьих яиц на какое-то мгновение стало для меня маниакальной идеей. Выглянув в коридор, я убедился, что могу сиюминутно приступать к осуществлению акта неповиновения…

Маленькая радость на фоне больших неприятностей и тоски по Родине быстро ввела меня в раж. Незримый кот уже завидовал и удовлетворенно мурлыкал, но я продолжал и продолжал наносить крем и двумя щетками в сумасшедшем ритме растирать его по поверхности сапогов. Меня нисколько не заботило, что еще чуть-чуть, и благородный крем пропитает кирзу насквозь и переметнется на портянки…

Я сделал всего лишь одно неловкое движение. Всего одно. Но его было достаточно, чтобы моя тыльная часть, именуемая в просторечии жопой, коснулась трубы, которая когда-то подводила воду к писсуарам, а сегодня являлась не более чем декоративным элементом. Необратимые события развивались стремительно, остановить их ход – все равно, что предпринять попытку остановить падение карточного домика, который рушиться уже начал. От вибрации труба, которая по причине чьего-то характерно выраженного раздолбайства оказалась незакрепленной, пришла в движение и провокационно «сыграла» по писсуарам. Один из них, также оказавшийся незакрепленным, предательски, лягушкой выпрыгнул на пол. Фаянс разбился даже не на две-три части, а в мелкие кусочки. Финита, #ля, комедия.
Кровь прихлынула к лицу, виски тревожно запульсировали, в грудной клетке забилось напоминание о том, что где-то там все еще есть сердце. «Мама, это небыль, мама, это небыль, мама, это не со мной». Я открыл воду в кране, ледяной влагой протер свою бесстыжую физиономию, открыл глаза. Разбитый вдребезги писсуар никуда не исчез, лежал на прежнем месте, нецелый и повредимый. Сопереживать по «залету» становилось делом напрасным, поскольку в кармане моих галифе совершенно случайно не завалялась другая фаянсовая посудина. Надо было идти сдаваться. Повезет, отделаюсь музыкальным «лосём». Не повезет… Да и хрен с ним. Я сделал ряд изменений в декорациях, дабы складывалось ощущение, что я там убирался, а вовсе не сапоги драил, и отправился докладывать дежурному про ужасное чрезвычайное происшествие, подрывавшее боеспособность целой страны.

Дверь каптерки была приоткрыта, через щель было видно, как усатый Леша Долин при свете настольной лампы что-то усердно выводил в журнале. Я сжал кулак, зажмурился и постучал в дверь, обитую алюминиевым листом.

«Да!», - рявкнул Долин из каптерки. «Товарищ сержант, разрешите войти», - справляясь с волнением, отчеканил я. «Заходи, Семечкин!», - прервал меня Леша. Я поднес правую руку к кокарде, вытянулся, убедился, что Долин будет слушать меня, не поднимая глаз и не отрываясь от заполнения журнала, и начал доклад: «Товарищ сержант! Во время дежурства по роте, при уборке в туалете, я случайно столкнул трубу, в результате чего от падения на пол был разбит писсуар, в количестве одна штука».

Лицо Долина покрылось цветом ленинского кумача. Он прекратил писать, аккуратно выпустил из пальцев ручку и с театральной паузой, которой поаплодировали видавшие виды режиссеры, произнес: «Семечкин, тебя сейчас убить или потом? Чё молчишь? Сейчас или потом? Дебил, бл#! Чё стоишь, пойдем смотреть».
По «взлетке» мы шагали быстро, нога в ногу, но перед самым туалетом я вежливо пропустил сержанта вперед. Едва войдя в сортир, Долин разродился харизматичным рыком: «#б твою мать, Семечкин! Да ты его не разбил! Ты его конкретно расколотил нах#й! Дебил, бл#! Бл#дь, я думал, его можно склеить! Ты что, х#ем по нему стукнул? Решил поссать и х#ем стукнул?»…

…Разбитый писсуар сошел мне с рук, но не сразу. Ушлый старший прапор пару дней объяснял, что мои родители будут полгода горбатиться, чтобы компенсировать Министерству обороны причиненный ущерб. Правда, по прошествии некоторого времени зияющую пустоту в туалете заполнил другой писсуар, который также никто не потрудился закрепить. А сержант Долин при любом удобном случае припоминал мой удар первичным половым признаком по писсуару. «Эй, Ящур! Как ты бьешь Петрова? Не гладь его, а пи#ди! А то я Семечкина позову, он одним х#ем его перешибет. Загнется твой Петров, как горшок в «сортире», ни один морг хоронить не возьмется», - язвил Долин во время тренировки личного состава, улыбаясь, прищуриваясь и поглядывая в мою сторону. А я опускал глаза вниз – туда, где красовались сапоги, густо пропитанные не кремом, но ваксой. И, с какой стороны ни смотрел, всё меня теперь в них и так устраивало.
* * *

Хорошие люди

Мир не без хороших людей.

В этом я, неоднократно битый хорошими людьми, в том числе сапогом по лицу, уверен бесповоротно. Хоть расстреливайте. Ходишь по свету, слоняешься между придурками, наркоманами и уродами. И время от времени натыкаешься на хороших людей. Натыкаешься, словно слепой щенок на край картонной коробки из-под телевизора, временно приспособленной под тебя, щенка вселенского.

Мир не без хороших людей.

За два дня до дембеля, в результате банальной казарменной пьянки, вдруг выяснилось, что по мне соскучилась гауптвахта. А не надо было в полусознательном бреду отправлять командира части на историческую родину, которая у каждого солидного мужчины прячется в штанах. Виноват сам, от первой до последней буквы любого алфавита: будь то греческий, или малазийский. Не надо обижать «отца солдат». Может, он и нехороший человек, подленький даже, душонка у него как кулачок пятилетнего шалопая – сморщенная, костлявая, поцарапанная дворовыми ветками-палками-саблями. Но даже вокруг него есть люди, которые даже такое посмешище сочтут за хорошего человека. Мы же будем говорить не о них.

Мир не без хороших людей.

Выручил начальник штаба. И еще вездесущая меркантильность. Там, где хорошие люди, меркантильность незримой, неопознанной тенью шагает рядом. Будь у нее рука – шла бы рука об руку. Выяснилось, что если о «залете» узнают в округе, достанется всем: и «залетчику», и «отцу» – за отсутствие должного контроля. Мне-то что: 10 дней «губы плюс двое суток до дембеля, и я дома. А им еще новые дырки в погонах колоть. И чем меньше «залетов», тем ближе дырка. Новая дырка всегда важней наказания хорошего человека. Даже если этот хороший человек, несмотря на всю свою хорошесть, умеет послать на историческую родину, которая у него, солидного и скромного, тоже в штанах.

Мир не без хороших людей.

Начальник штаба натренированным движением щелкает печатью в моем «военнике». Домой? Как бы не так! Разве так принято прощаться с хорошими людьми? Нет, не принято. Да, господи, что же это я, хороший человек, сам не знаю, как надо? Неужели два года от портянки до портянки испортили во мне все хорошее? Надо двигать в город. Стряпать подпольную «увольняшку» в лом, да и некогда.

Мир не без хороших людей.

На КПП стоит «слон» с моего же полка. Хороший человек, правильный, как три копейки, начищенные до умопомрачительного блеска об бабушкин валенок. Он ведь, хороший человек, действительно поступал правильно, спрашивать начал, куда я да зачем. Тем и нравится мне историческая родина, что она большая. Туда можно заслать целый взвод, роту, часть или даже дивизию с ее «отцами», и всем места там хватит, поместятся все. Вместе с караульными «слонами».
Мир не без хороших людей.

Бреду назад, тащу ящик «Восточной Баварии» и пять фуфыриков водки. Мысли заняты аппетитной грудью продавщицы, которая не только бойко отоварила меня, но сделала это точно так, как хотелось бы хорошему человеку с почти уже солдатским прошлым, – продемонстрировав все преимущества глубокого вызреза. И это правильно. Если у хорошего человека есть еще что-то хорошее, это надо показывать. Вот «слон» оказался смекалистым, на обратном пути даже слова плохого не сказал. Хотя звенел стеклотарой я отчаянно.

Мир не без хороших людей.

Глаза начальника штаба округляются, а по лицу начинает расползаться довольная улыбка. Ему, хорошему человеку, и приятно, и неудобно одновременно. Но этому отцу солдат я никогда скобки не поставлю. А вот ящик «Восточной Баварии» – легко и пожалуйста! Бывайте, товарищ полковник, Бог вам в помощь. А я, хороший человек, пойду.

Мир не без хороших людей.

Их за два года службы действительно было много. Кого-то жизнь разбросала, а кто-то остался играть роль хорошего человека и топтать сапоги дальше. Разве можно с ними расстаться быстро? Для того, чтобы выйти наконец-то за ворота части, ушло…. четыре дня. Нормальный такой срок. Ничего выходящего за рамки приличия, не считая нетрезвую и не очень умную попытку разоружить караульного. Ничто так не отрезвляет, как звонкий щелчок передернутого затвора. Шут с тобой, братан! Стой как положено и где положено, а меня ждут дома.

Мир не без добрых людей.

Хороший человек решил – хороший человек сделает. Домой пойду. пешком. Плевать, что это 60 километров. Это не то расстояние, которое может напугать хорошего, тренированного человека. Пойду – и точка.

Мир не без добрых людей.

Добираются выжившие после четырехдневной пьянки хорошие люди до КПП. Все по традиции: неплохие пинки под зад, выталкивание за ворота части и как ножом по сердцу: «Иди и не возвращайся». Шагаю я хорошим человеком, браво, бодро. Надо же – ноябрь, а жара! Берцы отливаются на солнце зеркальным блеском, белый ремень на новеньком камуфляже выдает дембеля за версту. Из-за неосенней погоды под «тельником» с зимним начесом образовывается пот. Кепка отправляется под погон – словно светильник на чердак. Вроде бы и нужен, но не сейчас. При каждом шаге кепка подпрыгивает, словно жаждет посмотреть: что же там, на погоне. На погоне золотом отливается лычка старшего сержанта. Лычка подмигивает кепке, кепка как на качелях, летает вниз-вверх, замирает, будто вопрошая: «Лычка, у тебя точно все пучком?». А она ей: «Пучковей не бывает, кепка! Качайся на здоровье!».

Мир не без хороших людей.

Эх, не сигнальте, хорошие люди! Я дембель, и домой я пойду пешком. Да, хорошие люди тоже устают. Устают от ходьбы, устают от пота, устают от хороших людей, которые через каждые пять минут останавливаются возле тебя и орут: «Служивый, поехали!». Хрен вам, хорошие люди!

Хотя надо уточнить. Хрен – он не такой же вместительный, как историческая родина, что у каждого мужика в штанах. Хрен имеет чащу терпения. И вот, после 7–8 километров добровольного марш-броска, хреновая чаша терпения, вобравшая в себя с десяток отказанных машин, предательски переполнилась. Ну, поговорю сам с собой, хороший человек. Эх-ма! Отбрехаюсь-ка от еще пары машин и поеду на третьей – пусть хоть «Запорожец».

Мир не без хороших людей.

«Куда идешь, служивый?». Вид и тонкое очарование представительского «Вольво» даже хорошего человека могут вогнать в ступор. «Домой», – цежу сквозь зубы, прячу приоткрывающийся рот. «А дом-то где?», – орет. «В Миассе», – только бы не расцепить зубы. «Садись, поехали домой!». Будь вы хорошим человеком – отказались бы? Я не смог.

Мир не без хороших людей.

А обогнали мы их много в тот раз. Типичная мужская болтовня людей, служивших в армии. «Я служил. Вот, с армейскими друзьями приспособился гонять тачки из Японии, так и отношения поддерживаем. Тебе куда?», – вопрошает парень. Ему, хорошему человеку, было тогда столько, сколько мне сейчас. «Машград. А сам-то откуда?», – моя очередь задавать вопрос. «Строяк», – мчим дальше. Хорошему человеку и надо на «Строяк». Но он мчит меня домой, несмотря на мои, хорошего человека, протесты и тыкания в окно, за которым мирно плетутся троллейбусы. «Мама ждет, поди», – аргумент святой и безапелляционный как прицел в районе сердца. Это каждый хороший человек знает.

Мир не без хороших людей.

«Айда, зайдем, по маленькой», – говорю. «Ну что ты, я ж за рулем, да и жена ждет», – человек за рулем – хороший человек – руль даже не отпускает. «Да, погоди, сейчас пузырь дам», – уже к подъезду развернулся. «Брось ты, он тебе теперь нужней будет», – смеется, заводится, уезжает.

Мир не без добрых людей.

Захожу в дом. В доме пусто, словно кто-то рисовал антипод картине «Не ждали». Улыбаюсь. Ну а что, такой хороший человек просто обязан сделать своим родителям хороший сюрприз. Не хуже того, как новогодняя елка, которую нарядил, придя в отпуск и напугав засверкавшей гирляндой родителей. Но. Хороших людей обязан пробивать холодный пот, когда они читают записки, написанные другими хорошими людьми. «Уехала к Диме. Мама».

Мир не без хороших людей.

Если человек действительно хорош, то при таком развитии событий сердце его должно застучать как молотилка, а разум заработать, будто не было этой четырехдневной пьянки с хорошими людьми. «Сколько до электрички? 25 минут! На троллейбусе не успею (эй, читатель, это девяностые! Какие маршрутки, какие мобильники!). Какие расклады? Приезжает мама в часть, а ей – да вы что, ваш сын неделю назад уволился. Ну, вот тут мамку кондрат и хватит. А не хватит, так зайдет в дивизию, где хорошие похмельные рожи сообщат про рожденное в запое намерение пойти до дома пешком. Вот здесь кондрат хватит точно. Гарантированно. Думай, хороший человек, думай!».

Мир не без хороших людей.

У хорошего человека всегда есть выход. И выход в той ситуации иронично трансформировался в телефонный справочник и телефон:

– Алло, добрый день! Девушка, у меня внештатная ситуация. Знаете, я дембель! Приехал домой, а мама отправилась в часть. Но сейчас она на вокзале.
– Что вы от меня хотите?
– Нельзя ли сделать объявление по вокзалу.
– У нас все объявления платные!
– Девушка, ну не могу же я вам по телефонному проводу заплатить. Поймите меня! Если сейчас она уедет – мы увидимся только через 16 часов!

Мир не без хороших людей.

Объявление, голос мамы в трубке спустя пять минут – а пролетело быстро, как удар в «фанеру» от старослужащих на ночной «застройке». Мир не без хороших людей.
Мама. Стол. Слезы. Обнимашки. Целовашки. Отец. Невесть откуда взявшиеся друзья. Водка. Водка рекой. Водка бурной горной рекой. Забытие. Мама. Отец. Сестра. Друзья с помятыми и довольными рожами. Стол. Водка. Водка сразу же бурлящей рекой. Все будет хорошо. Не может быть иначе. Достаточно остро прожить всего один день, чтобы понять непреложную истину.

Истину о том, что мир не без хороших людей. И они – всегда рядом. Даже если вы сейчас думаете совсем по-другому.

Все описываемые действия и события являются вымышленными.

Все совпадения имен, а также описываемых действиями и событий с реальными действиями и событиями непреднамеренны и случайны.