О неопатримониализме как инструменте восприятия современной России

Можем ли мы опираться на формально провозглашаемые принципы и использовать базовые декларации (Конституцию, законодательство и официальные заявления лидеров государства) как основу для своих жизненных стратегий? Ведь мы все понимаем, что на заборе написано одно, а за ним скрыты совершенно другие сущности. Равно как и слово "демократия" вроде есть, да сам объект как-то все менее заметен. При этом налицо отношение чиновников к своим местам как к средству личного кормления, стихийно выстраиваемая в головах "лестница Иакова" от божественного верха до грешнейшего низа, отсутствие представлений у элиты об общественном благе, анти-солидарность элит и народа и проч. проявления социальных практик, обычных для большинства восточных обществ.

Пока на роль наиболее работающей объяснительной модели претендует неопатримониалистская концепция.

"Русские создали государство на основе «патронно-клиентских связей». В. Томпсон и некоторые другие исследователи отмечают, заочно продолжая идею Дж. Хоскинга, что после распада СССР влияние властных патримониальных отношений на сферы жизни зависело от силы самой власти, но так как она была слабой, то и отношения эти не могли быть сильными. В дальнейшем, при В.Путине, когда государство стало возвращать былые позиции, патримониальные отношения стали доминирующими в системе управления. Это отмечают многие исследователи, например С. Уитмор, исследуя отношения в Государственной Думе, обратила внимание на то, что в политике огромное количество клиентских и родовых отношений, которые буквально пронизывают ее. Она полагает, что в России сейчас неопатримониализм – гибрид Веберовского патримониального государства и легально рациональной формы господства, где правила основаны на формально-правовых институтах, но они проникнуты неформальными практиками, такими как кумовство и покровительство.Главное в России — это неформальные нормы, образующиеся в рамках патримониальных отношений, когда само государство действует в соответствии с ними. Исследователь отмечает, иллюстрируя свой тезис, что в постсоветской России, наряду с формальной экономикой, присутствовала и, вероятно, существует в более мягких формах до сих пор, огромная теневая, неформальная экономика, которая регулируется так называемыми «понятиями» — местным вариантом неформальных правовых норм. Неотделима от постсоветского неопатримониализма проблема социальной и политической сплоченности. Патронаж — характерная черта разобщенного социума, и патримониальные отношения формируют определенный властный круг, который преследует только личные интересы, как в целом, так и по отдельности. Тот, кто обладает властью, имеет негласное право обкрадывать государство. Слабость государства и низкая социальная сплоченность усиливают желание граждан попасть в зону действия патронажа. Базовые ценности и интересы при этом укореняются в рамках отдельных сообществ, которые таким образом могут быть весьма устойчивыми и сильными. Россия, по мнению В. Томсона, — это слабое государство с сильными компонентами: запас прочности отдельных (особенно государственных) учреждений, в которых господствуют патримониальные отношения, огромен, именно за счет их внутренней сплоченности".

Мария Снеговая доказывает, почему Россия - не Америка (Латинская), к каковому уподоблению многие публицисты склонны. Правда, аналогии она проводит неприятные для русского человека:
"На наш взгляд, если речь идет о сравнениях, гораздо корректнее сопоставлять путинскую систему по типу организации связей с неопатримониальными режимами, особенно характерными для докапиталистических стран Экваториальной Африки. Отличие от латиноамериканского случая принципиально, поскольку демократические переходы осуществлялись в последнем случае по совершенно иному сценарию. В неопатримониальных режимах правящий глава или клан (структура организации власти — будь это единоличное или групповое правление — здесь не так принципиальна) удерживает власть с помощью системы личного патронажа, основанной на неформальных отношениях лояльности и личных связей, а не на идеологии или законе. Концепция неопатримониализма, введеная Майклом Браттоном и Николасом Ван де Валле, во многом сходна с «персоналистскими» автократиями Геддес («режимы, где лидер <...> консолидировал контроль над политикой и рекрутментом в собственных руках, снижая влияние своих конкурентов и/или число полномочий властной партии») и «султанизмом» Хуана Линца и Альфреда Степана. В последнем случае авторы определяют «султанизм» как некую экстремальную форму патримониализма, где «области частного и общественного смешаны, есть сильная склонность к семейной власти и династическому наследованию, отсутствует разделение между государственной карьерой и персональными услугами правителю <вспомним примеры Тимченко и других ближайших друзей Путина>, существует нехватка рациональной неперсонализированной идеологии, экономический успех зависит от личных отношений с правителем, и главное, произвол правителя ничем не ограничен и у него отсутствуют глобальные задачи, кроме личных». Право на принятие основных государственных решений и управление принадлежит индивиду, а не институтам, а персонализированные схемы взаимообмена, клиентелизм и использование госресурсов для достижения политических целей и легитимации власти — обычная практика. Государственные должности в неопатримональных системах занимаются не с целью осуществления некой задачи или миссии, а для личного обогащения или получения определенного статуса. В силу такой ориентации властной группы права собственности оказываются подорванными, а стимулы к долгосрочному инвестированию — нарушенными.

Переходы от неопатримониальных систем в Африке (Замбия, Зимбабве, Кения, Малави, Нигерия), в отличие от Латинской Америки и Европы, обнаружили принципиальные отличия. Как упоминалось выше, в их основе лежит идущий из низов политический протест (спорадический, спонтанный, неорганизованный, недолгосрочный), связанный с желанием протеетного движения получить доступ к монополизированным госресурсам в ответ на ухудшение экономической ситуации. Свою лепту вносит и борьба за патронаж и ресурсы, ведущая к распаду элитной коалиции. В отличие от Латинской Америки бизнес и средние классы здесь склонны солидаризироваться с протестным движением, поскольку неопатримониальное государство не обеспечивает условий для защиты прав собственности, а распространие госкорпораций, чрезмерное госрегулирование и коррупция препятствуют экономическому развитию.

Результат демократизации в неопатримониальных государствах зависит от способности оппозиции свергнуть правителя. Правитель редко уходит от власти самостоятельно и чаще борется за выживание до последнего. Его склонность отдать власть сильно зависит от страха последующего наказания за злоупотребление властью и ресурсами за время своего правления. Заключению политических пактов также препятствуют поляризация общества, неопределенность и отсутствие формальных правил игры (институтов). Переходы успешны лишь в тех случаях, когда оппозиции удается установить эти правила, в том числе главенство закона, а их результат решающим образом зависит от специфики предыдущих режимов. Основным препятствием консолидации нового режима становится разобщенность социума, отсутствие привержености демократическим принципам и процедурам среди элит и слабость гражданского общества. Последнее соображение привело авторов к довольно пессимистичным оценкам перспектив консолидации демократических режимов в Африке в ближайшем будущем.Проведенный анализ позволяет сформулировать несколько выводов касательно перспектив и российской демократизации. Поскольку по основным своим чертам путинская система гораздо ближе характеристикам неопатримональных режимов Африки, нежели бюрократических авторитаризмов латиноамериканского образца, нам не стоит ожидать легких и согласованных переходов. Вероятность болезненного сценария, когда в результате замедления экономики лидер оказывается смещенным от власти набирающей силу демократической оппозицией, гораздо выше. Успех перехода зависит от того, удастся ли растущему российскому обществу и разнообразным группам интересов внутри него объединиться, преодолев поляризацию и расхождения. Скорое будущее покажет, удастся ли это российской оппозиции".

Ну и, конечно, одной из наиболее интересных интерпретационных моделей в рамках неопатримониализма является концепция "административного рынка" Симона Кордонского, который, правда, чересчур оригинален и выходит из потока мировой науки, претендуя на исследование феномена, каковым Россия все-таки не является. Подход у Кордонского, хоть и изрядно путаный, но многообещающий в части практического осмысления российской действительности.

"Симон Кордонский разработал и развил целый ряд социальных концепций, задачей которых является адекватное описание социальных структур современной России. Один из его основных тезисов заключается в том, что понятийный аппарат, импортированный из западной науки, не соответствует нашему социальному опыту. Поэтому необходимо обращение к иным инструментам мышления, исторически и социально релевантным российской реальности. Обращение к таким понятиям, как «поместье», «сословия», «слобода», является не идеологическим, а эвристическим приемом. Это объяснительные модели, которые, как и всякие научные гипотезы, должны проверяться в ходе эмпирических исследований, конкурируя с альтернативными объяснительными гипотезами и моделями.В истории страны бывают периоды, когда изъятие и распределение ресурсов относительно невелико. Тогда развивается рынок, на котором ресурсы конвертируются в товары и деньги, с одной стороны, и не административные формы консолидации страны в целое — с другой. И бывают периоды, когда перераспределение ресурсов и административные методы управления доминируют.

Впервые, насколько мне известно, эту идею сформулировал Александр Сергеевич Кривов: естественной формой жизни в российском пространстве является поместье, поместная форма. Поэтому главным социальным слоем в России были, есть и будут помещики. Не в смысле крепостники. Помещики — это люди, которым государство в обмен за верное служение предоставило право распоряжаться ресурсами на определенной территории. Существовала имперская поместная структура. В. Ефимов высказал гипотезу, что в СССР аналогом имперских поместий были административные районы, в которых первый секретарь райкома партии по полноте распоряжения ресурсами, рабочей силой соответствовал в какой-то мере имперскому помещику.

Сейчас также идет процесс становления поместной формы. Недавно мы проводили исследования в районе одной из республик, который является поместьем главы администрации этого района.
Да, поверх поместной структуры есть еще одна подвижная структура с рынком рабочей силы. Но на что идут заработанные отходничеством деньги? На свое маленькое поместье. Интересно, что в ходе исследования мы ни разу не смогли свести семейные бюджеты даже на самых низких уровнях социальной иерархии, — всегда оказывается, что уровень легальных доходов ниже уровня реальных расходов. Разница как раз и обеспечивается за счет отходничества и промыслов.

Города — это не место, где живут. Это место, куда приезжают работать отходники, а из городов городское население, напротив, стремится уехать на дачи. Городов в традиционном смысле слова у нас нет. Были слободы, которые сейчас рассасываются по пригородным зонам за счет распределенного образа жизни. Сейчас «в реальности» это некое административное пространство, а «на самом деле» — нечто совсем не городское в традиционном смысле этого слова.

Социальная структура полностью определяется государством. Согласно нашим законам определенные группы граждан наделены особыми правами и обязанностями. Кстати, вопреки нашей конституции. В конституции написано, что все наши граждане обладают равными правами. Но на самом деле есть множество групп, наделенных особыми правами. Например, государственные служащие или военнослужащие. Эти права выделяют их из всех прочих граждан. Такие группы, согласно традиции, следует называть сословиями. Сословия есть везде, но у нас всё же особая ситуация. Власть, например, находится у нас в сословной, а не в политической структуре.

Сами сословия тесно связаны с ресурсами. Принадлежность к определенному сословию означает некоторое привилегированное положение по отношению к ресурсам. Государство имеет, например, некоторые ресурсные обязательства перед бюджетниками, которые также имеют перед государством некоторые обязательства.

Государственные служащие — не было раньше такого сословия. Они состоят из трех категорий: федеральные, региональные гражданские служащие и дипломаты, которые, похоже, будут выделены в отдельное сословие. Среди военнослужащих у нас девять категорий. В правоохранительных органах — восемь категорий служащих. На каждую из категорий есть отельный закон. А также судьи, прокуроры, депутаты, казаки. И это только титульные сословия, относительно которых есть законы.Коммерсанты, или купцы, первой гильдии — члены РСПП, купцы второй гильдии — члены «Деловой России», купцы третий гильдии — это ОПОРА. Это всё институционализировано".

Собственно, сама книга "Поместная федерация"